Библиотека

Я слишком далёк, чтобы отрицать, сколько важных намёков, тем не менее, может дать естественная система философическому преподавателю лекарствоведения, чувствующему призвание открывать новые лекарственные средства, но эти намёки служат только для того, чтобы или подтверждать и пояснять уже известные факты или, при ещё не испытанных растениях, сначала соединяться в гипотетические предположения, которым ещё многого не достаёт, до вероятности, приближающейся к достоверности.

Однако, как можно ждать общего сходства действия в группах растений, помещённых вместе в так называемой естественной системе часто только лишь на основании ничтожных наружных сходств, когда даже гораздо ближе друг с другом родственные растения одного и того рода так часто несходны между собою по лекарственному действию. Примером могут служить разновидности из рода Impatiens, Serapias, Cytisus, Ranunculus, Calamus, Hibiscus, Prunus, Sedum, Cassia, Polygonum, Convallaria, Linum, Rhus, Seseli, Coriandrum, Aethusa, Sium, Angelica, Chenopodum, Asclepias, Solanum, Lolium, Allium, Rhamnus, Amygdalus, Rubus, Delphinium, Sisymbrium, Polygala, Teucrium, Vaccinium, Cucumis, Apium, Pimpinella, Anethum, Seandia, Valeriana, Anthemis, Artemisia, Centaurea, Juniperus, Brassica . Какая разница между безвкусной врачебной губкой ( Boletus igniarius ) и горькой драстической лиственничной губкой ( Boletus laricis ), между съедобным рыжиком ( Agaricus deliciosus ) и мухомором ( Agaricus muscarius ), между каменным мхом ( Lichen saxatilis ) и здоровым исландским мхом ( Lichen islandicus )!

Хотя я охотно соглашаюсь, что, в общем, сходство действия встречается гораздо чаще у разновидностей одного рода, чем между целыми породами, сопоставленными по группам в естественной системе, и что заключение в первом случае имеет за себя гораздо больше правдоподобности, тем не менee, будь ещё столько же пород, разновидности которых представляют между собою большое сходство действия, я, по убеждению своему, должен предостеречь, чтобы меньшая часть весьма несходно действующих разновидностей внушала нам побольше недоверия к такому способу заключения, так как здесь речь идёт не о фабричном опыте, а о важнейшем и труднейшем обстоятельстве у человека, о его здоровье. ¹

Следовательно, и этот путь не может быть преследуем, как надёжное основание для отыскания лекарственных свойств растений.

Нам не остаётся ничего больше, как наблюдение на человеческом теле. Но какое наблюдение? Случайное или преднамеренное ?

Наибольшее число благодетельных свойств лекарственных веществ, я смиренно в этом сознаюсь, было открыто в силу нечаянного , эмпирического наблюдения, благодаря случаю , часто впервые даже не врачами. Отважные, часто даже слишком отважные врачи, затем мало-помалу пробовали их.

Я вовсе не намерен оспаривать высокое значение этого способа открытия лекарственных сил: дело говорит само за себя. Но нам при этом ничего не остаётся делать, случай исключает всякое преднамерение, всякую самодеятельность. Печально думать, что благороднейшее и необходимейшее искусство построено на милости случая, который всегда предполагает множество подверженных опасности человеческих жизней. Разве достаточно случайности таких открытий для совершенствования врачебной науки, для восполнения её пробелов? Из года в год мы узнаём новые болезни, новые направления и осложнения болезней, новые болезненные состояния, и если для отыскания целебных средств у нас нет другого пути, более подчинённого нашей власти, кроме того, который нам предоставляет случай, то нам не остаётся ничего другого, как лечить болезни общеупотребительными (поэтому, я мог бы часто желать, лучше никакими ) или такими средствами, которые казались нам полезными в, по-видимому, сходных болезненных состояниях. Но мы часто не достигаем цели, потому что видоизменённое состояние уже не есть то же самое. Грустно вперяем мы наши взоры в грядущие столетия, когда случай, может быть, откроет особенное лекарственное средство для этого особенного направления болезни, для этого особенного состояния, как хинную кору для истинной перемежающейся лихорадки или ртуть для венерической болезни.

Такое скудное развитие наиважнейшей науки, - как и столкновение эпикуровских атомов для возникновения мира, - не могло быть волей всемудрого и всеблагого Спасителя рода человеческого. Было бы очень унизительно для благородного человечества, если бы его сохранение должно было зависеть только от случая. Нет! утешительно думать, что для каждой особенной болезни, для каждой своеобразной болезненной конституции существуют свои особенные непосредственно пособствующие средства, а также и способы их преднамеренно отыскивать.

Когда я говорю о преднамеренном отыскивании недостающих ещё нам лекарственных сил , то я подразумеваю не те эмпирические, в госпиталях обыкновенно производимые опыты, где при том или другом трудном, часто даже вовсе неточно наблюденном случае, в котором не помогают известные средства, хватаются за какое-нибудь средство, ещё вообще не испытанное или не испытанное в подобном случае, действуя на удачу слепого счастья, под влиянием случайных выдумок или руководствуясь тёмными предугадываниями, в которых невозможно дать отчёта ни себе, ни другим. Такая эмпирическая смелость, даже при самом снисходительном наименовании, есть ничто иное, как безумная азартная игра, если не хуже этого.

Я также тут не говорю о несколько более рациональных опытах в частной практике и в госпиталях с эмпирическими средствами, кое-как, то здесь, то там превосхваляемыми против тех или других болезненных состояний, но основательно ещё не исследованных. Ими также наносится опасность здоровью и жизни больных, если не положены в основание лечения известные права и искусства; но осторожность и практический гений врача всё-таки могут сгладить многие неровности его полуэмпирического образа действий.

Так как у нас есть уже большое число лекарств и иных средств, о которых мы ясно видим, что они действительны, но наверное не знаем, какие именно болезни они могут излечивать, и так как мы опять имеем другие средства, которые в известных болезнях то помогали, то нет, и о которых мы ещё не имеем отчётливых представлений, где они могут быть правильно и вполне уместно применяемы, то пока нет даже необходимости увеличивать лекарственный арсенал количественно. Весьма вероятно, что в имеющихся уже теперь средствах, заключается вся (или почти вся) помощь, которой нам ещё недостает.

Но, прежде чем высказываться далee, я должен в своё оправдание сделать признание, что я ни для какой так или иначе называемой болезни вообще, со всеми её разветвлениями, влияниями, побочными симптомами и уклонениями, которые в патологии незаметно и слишком охотно вводятся в её существенный характер как неизменные принадлежности, не ожидаю всеобщего специфического средства и даже не верю, чтобы подобные средства могли существовать. Только в силу слишком большого однообразия и самостоятельности перемежающейся лихорадки и венерической болезни, могли найтись против них средства, которые и в глазах многих врачей представлялись специфическими, как уклонения в этих болезнях обыкновенно встречаются гораздо реже или незначительнее, чем в других, а, следовательно, и хинная корка, и ртуть, должны гораздо чаще помогать, чем не помогать. Но ни хинная корка не специфична в перемежающейся лихорадке в самом широком смысле, ² ни ртуть в венерической болезни в самом широком смысле; но они, по всей вероятности, специфичны в обеих болезнях, когда они просты, чисты и чужды всяких осложнений. Наши великие и просвещённые наблюдатели в болезнях достаточно постигли эту истину, чтобы мне нужно было подробнее распространяться об этом предмете.

Но, если я вполне отрицаю существование абсолютных спецификов для отдельных болезней, в том объёме, какой им придает обыкновенная патология, ³ то, с другой стороны, я убеждён, что существует столько же специфических средств, сколько существует различных состояний отдельных болезней, т. е., особые специфики для чистой болезни и особые - для уклонений и прочих неестественных состояний тела.

Если я не ошибаюсь, то практическая медицина обыкновенно избирала три пути для применения лекарств против немощей человеческого тела.

Первый путь, удалить или уничтожить основную причину болезни, был самый возвышенный , какой только она могла избрать. Все помыслы и стремления лучших врачей всех веков были направлены к этой цели, наиболее сообразной с достоинством искусства. Но, чтобы употребить спагирическое выражение, дело всегда оставалось на партикулярном; великий же камень преткновения - познание основных причин всех болезней - они никогда не могли преодолеть. Да и для большей части болезней эти причины навеки останутся скрытыми от слабого человека. А между тем, всё, что можно было вывести из опыта всех времён, было собрано в общей терапии. Так, при упорных и желудочных судорогах, прежде всего устраняли общую слабость тела, судороги от ленточной глисты излечивали убиением солитера, лихорадку от испорченного содержимого желудка изгоняли посредством сильных рвотных, в простудных болезнях вызывали задержанное испарение, извлекали пулю, возбуждавшую лихорадку. Эта цель остается выше всякой критики, хотя средства для достижения её не всегда были самыми целесообразными. Теперь я оставляю в стороне этот царственный путь, так как мне предстоит заняться двумя остальными путями применения лекарств.

На втором пути старались подавить наличные симптомы посредством лекарств, вызывающих противоположное изменение , например, запор посредством слабительных, воспалённую кровь посредством кровопусканий, холода и селитры, кислоты в желудке - посредством щелочей, боли - посредством опиума. В острых болезнях, которые, в большинстве случаев, если мы только на несколько дней отстраним препятствия к выздоровлению, побеждает сама природа, или же в которых, если мы этого не в состоянии сделать, она изнемогает, в острых болезнях, говорю я, такие применения лекарств правильны, целесообразны и достаточны, доколе мы ещё не обладаем вышеупомянутым камнем премудрости (знанием основной причины каждой болезни и её устранения), или пока мы не имеем быстродействующего специфического средства, которое могло бы, например, прервать заражение оспой в самом начале. Я назвал бы в этом случае такие средства временными .

Но если основная причина болезни и её непосредственное устранение очевидны, а мы, невзирая на это, боремся с симптомами только посредством средств этой второй категории или серьёзно выставляем их против хронических болезней, то этот метод лечения (бороться с симптомами посредством средств, действующих противоположно) получает название паллиативного и должен быть отвергнут. В хронических болезнях он облегчает только вначале, впоследствии же требуются всё более сильные приёмы таких средств, которые не могут уничтожить главную болезнь и, таким образом, оказывают вред тем больше, чем дольше они находились в употреблении, на основании соображений, который будут приведены ниже.